Имена Российской Империи: Серяков Лаврентий Авксентьевич

Рисовальщикъ —граверъ  (1824—1887).

«Тотъ,  кто  твердо  рѣшился  добиться  высокой  степени  совершенства  въ  живописи  или  въ  какомъ-нибудь другомъ  искусствѣ,—долженъ  всегда помнить,  что  это возможно  лишь  посредствомъ  упорнаго  труда.  Съ. этою  мыслью  онъ  долженъ  вставать  рано  утромъ  и ложиться  спать  позднимъ  вечеромъ».

Д.  Рейнольдсъ.

Каждый  читатель  видалъ  картинки въ  книгахъ, или  «иллюстраціи»,  но  не  каждый  знаетъ, сколько нужно  времени,  умѣнія  и  труда  для  того,  чтобы приготовить  и  напечатать  ихъ. Если  посмотрѣть  на  такой  рисунокъ  черезъ увеличительное  стекло,  то  нетрудно  замѣтить  мелкія  черточки,  которыя  называются  «штрихами». Весь  рисунокъ  состоитъ  изъ  такихъ  черточекъ. Сначала  ихъ надо нарисовать  на доскѣ изъ  твердаго дерева,  мѣди  или  стали,  а затѣмъ  вырѣзать.  Работа эта  требуетъ  усидчивости,  знанія  и осторожности: стоитъ  сдѣлать  самую  неболыиую  ошибку,  едва замѣтную  на  глазъ,  и  рисунокъ  выйдетъ  невѣрный.  Поэтому  мастера,  изготовляющіе  такія  доски для  рисунковъ  (называются  онѣ  «клише»),  должны быть  искусны  въ  рисованіи  и  работать  все  время съ  увеличительнымъ  стекломъ  въ  глазу,  какъ  и часовые  мастера.  Затѣмъ  нарѣзанная  доска  покрывается  черной  краской,  и  съ  нея  на  бумаг оттискивается  рисунокъ  для  книги. Сколько  разъ мы  положимъ  доску  на  чистую  бумагу,  или  бумагу  на  доску,—столько  будетъ  у  насъ  и картинъ. Такимъ  образомъ  ихъ  можно  получить  очень много *).

Ясность  отпечатанныхъ  картинъ  зависитъ  отъ того,  хорошо или плохо сдѣланъ рисунокъ на доскѣ. Тѣ  люди,  которые  занимаются  этимъ  дѣломъ, называются  граверами,  а  ремесло  ихъ—гравированіемъ.

Долгое  время  русскіе  не  умѣли  хорошо  вырѣзывать  на  мѣди  или  деревѣ рисунковъ  и  передавать  ихъ  на  бумагу,  хотя  у  насъ  было  немало хорошихъ  художниковъ,—и  заказы  на картины для книгъ  выполнялись мастерами чужихъ странъ.  Русскимъ  часто  приходилось  переплачивать  много денегъ,  при  покупкѣ  въ  чужихъ  краяхъ  разныхъ  машинъ и вещей, которыхъ не умѣли дѣлать въ Россіи.

Поэтому  тѣ  русскіе  люди,  которые въ  какомъ либо ремеслѣ  превосходятъ  заграничныхъ  мастеровъ, или  же  могутъ  замѣнить ихъ,  заслуживаютъ  большого  уваженія  съ  нашей  стороны. Благодаря  имъ, намъ  не  приходится  заказывать  тѣ  или  иныя вещи въ  чужихъ  странахъ  и переплачивать  деньги,  и такимъ  образомъ  мы  даемъ  заработокъ  русскимъ мастерамъ.  Это  само  по  себѣ  понятно  и  не нуждается  въ  подробномъ  поясненіи.

Теперь  намъ  понятно  и  то,  почему  русскій художникъ,  достигшій  умѣнія  вырѣзывать  на  доскахъ  картинки  дпя  печатанія  ихъ  не  хуже, чѣмъ это  дѣлаютъ  иностранцы,—заслуживаетъ  величайшаго  уваженія  на  ряду  со  всѣми  другими,  работавшими  на  благо  Россіи  и помогшими  русскому народу  не  уступать  иностранцамъ  въ  разныхъ ремеслахъ.

Этимъ  художникомъ  былъ  крестьянинъ  по  происхожденію,  Лаврентій  Авксентьевичъ  Сѣряковъ, своими  трудами  достигшій  почета  и  виднаго  положенія.  Родился  онъ 28 января  1824  года  въ  селѣ Холопов  Солигаличскаго  уѣзда,  Костромской  губерніи.  Много  невзгодъ  пришлось  вынести  въ жизни  Сѣрякову  прежде,  чѣмъ  выйти  на  широкую дорогу  и  достичь  успѣха.  Его  дѣтство  было  печальное: отецъ  его, солдатъ,  по выход  въ  отставку занялся  слесарнымъ  ремесломъ,  любилъ  выпить, и мальчику  часто  доставались  отъ  него  колотушки. На  его  счастье,  матушка  у  него  была  добрая. Любя  своего  единственнаго  сына,  она  позаботилась  выучить  мальчика  читать  и  писать.  Грамота прежде  всего  и  помогла  Сѣрякову  сдѣлаться  впослѣдствіи  извѣстнымъ  человѣкомъ.

Господь  надѣлилъ  мальчика  хорошимъ  голосомъ,  и  онъ  былъ  взятъ  въ  пѣвчіе  въ  мѣстный полкъ. Скоро ему  пришлось покинуть  родныя мѣста и  любимую  матушку.  Вмѣстѣ съ  полкомъ и  хоромъ пѣвчихъ  его  перевели  въ  городъ  Псковъ,  причемъ  маленькому  мальчику  пришлось  пройти  пѣшкомъ  90  верстъ.  Еще хуже  стало  жить  Лаврентію въ  новомъ  мѣстѣ,  въ разлукѣ  съ  матерью,  которую онъ  крѣпко  любилъ  и  уважалъ.

Поселился  онъ  не  въ  самомъ  городѣ,  а  близъ него,  въ  деревнѣ,  и  къ  каждой  службѣ  дѣлалъ пѣшкомъ  н  скопько  верстъ.  Особенно  плохо  было зимой.  На  дворѣ  холодъ,  метель,  а  маленькому пѣвчему  въ  плохихъ  сапожонкахъ  приходилось  два раза  въ  день  ходить  въ  городъ…  Крѣпко  доставалось  Лаврентію  отъ  старика-мороза.

Скоро  въ  жизни Сѣрякова произошла перемѣна. Взрослые  пѣвчіе  были  зачислены  въ  солдаты,  a мальчиковъ  отправили  домой.  Пришлось  опять пройти  ему  немало  верстъ  въ  Порховъ,  гдѣ  поселилась  его  мать.  Сначала  Сѣрякова  сдѣлали музыкантомъ  и  заставили  учиться  играть  на трубѣ, да  у  него  была  слабая  грудь,  а  съ  нею—плохой вышелъ  бы  изъ  него  музыкантъ.  Тогда  Лаврентія опредѣлили  въ  солдатскую  школу  и  сдѣлали  писцомъ.  Много  пришлось  въ  это  время  работать Сѣрякову:  и  ходить  на  солдатское  ученіе,  и пѣть, и  переписывать  бумаги.  Но  вотъ,  окончилось  ученіе  въ  школѣ,  и  Лаврентія  сдѣлали  учителемъ. Жалованье  ему  было  положено  12  рублей  въ  годъ. Въ  это  время  еще  больше  пришлось  трудиться Сѣрякову.

Еще  мальчикомъ  онъ  любилъ  рисовать картинки и  съ  каждымъ  днемъ рисовалъ  все  лучше.  Бывало, приступятъ  товарищи:—«Нарисуй  картинку».  Лаврентій  исполнялъ  ихъ  просьбу.  Его  картинки  относились  товарищами  домой  и  развѣшивались  ими на  стѣнкахъ.  Уже  тогда  он  были  не  въ  примѣръ лучше  тѣхъ,  которыя  продавались  на  рынкѣ,  хотя тѣ  были  раскрашены,  а  эти  рисованы  однимъ карандашомъ.

Умѣя  хорошо  рисовать,  Лаврентій  и  писать умѣлъ  красиво,  надъ  чѣмъ  много  трудился.

—  Да  тебѣ,  Лаврентій  Авксентьевичъ,—говорили  знакомые,—въ  Петербург  бы  служить,-  Государевы  бумаги  писать:  ужъ  больно  ты  красиво пишешь.  Послалъ  бы  ты  въ  Питеръ  письмо,  посмотрѣли  бы,  какой  ты  мастеръ  по  этой  части. Чай,  не  много  такихъ  искусниковъ  тамъ.

Но  скромный  человѣкъ  былъ  Сѣряковъ,  все не  рѣшался  послать  письма  въ  Петербургъ.—«Гдѣ мнѣ  угоняться  за питерскими  писарями?»—думалъ онъ.—«Они,  поди,  пишутъ,  хоть  куда.  Да  и  кому пошлю?»  Долго  думалъ Сѣряковъ, наконецъ, вспомнилъ,  что  въ  Петербург  у  него  есть  знакомый писарь.  Написалъ  это  ему  письмо,  да  все  не  рѣшается  отправить.—«Куда  мнѣ»,—думаетъ,—«еще засмѣютъ:  вотъ,  молъ,  какой  дуракъ,  въ  Питеръ лѣзетъ!»

Уже  порѣшитъ  не  отправлять,  да  и  придетъ мысль:
—  А  что,  если  и  впрямь  понравится  въ  Питерѣ  мое  письмо?

И  началъ  Сѣряковъ  еще  больше  трудиться. Все  рисуетъ  и  пишетъ.  Долго  думалъ  онъ  надъ письмомъ,  наконецъ,  рѣшился  и  послалъ.  И  съ этого  дня  стало  у  него  на  душѣ  неспокойно.  Ходитъ  самъ  не  свой,  все  ждетъ  отвѣта. Въ  одинъ  вечеръ  сидитъ  Сѣряковъ  печальный да  думаетъ,  что-то  отвѣтятъ  изъ  Петербурга,— какъ  приходитъ  почта,  и  ему  подаютъ  письмо  изъ столицы.  Беретъ  письмо  Сѣряковъ,  а  руки  такъ  и дрожатъ.  Распечаталъ  письмо, читаетъ  и самъ  не вѣритъ  глазамъ.  Знакомый  писарь  пишетъ,  что показалъ  письмо  своему  начальству,  почеркъ  понравился,  и  теперь  Сѣрякова  зовутъ  въ  Питеръ. Обрадовался  Лаврентій,  просіялъ  весь,  пріободрился,  на  душѣ  легко  стало.  Народъ  сталъ  съ  уваженіемъ  относиться  къ  нему,  какъ узналъ,  что Сѣрякову  мѣсто  въ  Петербургѣ  открылось,  что  его письмо  понравилось  въ  столицѣ.

Распрощался  Сѣряковъ  съ  матушкой,  да  не медля  и  отправился  въ  путь—дорогу.  Хотя  писалъ онъ  красиво,  но  пришлось  ему  много  бѣдствовать въ  Петербургѣ:  жалованье  было  положено  ему малое.  Часто  приходилось  Сѣрякову  по  ночамъ дежурить  въ  той  комнатѣ,  гдѣ  писали  писаря. Чтобы  не  заснуть,  что  строго  запрещалось  военными  законами, онъ  рисовалъ.  Въ  трудѣ незамѣтно и  проходила  ночь.

Въ  одно  изъ  дежурствъ  Сѣряковъ  заработался такъ,  что  не  замѣтилъ,  какъ  вошелъ  полковникъ Поповъ,  начальникъ  военныхъ  рисовалыциковъ, такъ-называемыхъ  топографовъ,  т.  е.  тѣхъ,  что планы  мѣстностей  рисуютъ.  Увидавъ  не  вставшаго при  его  приходѣ  писаря,  полковникъ  разсердился и  грозно  спросилъ:
—  Что  ты  здѣсь  дѣлаешь?
—  Рисую,  ваше  высокоблагородіе,—отвѣтилъ, вскочивъ  съ  мѣста,  Сѣряковъ.

Полковникъ  посмотр  лъ  на  бумагу.  Работа писаря  понравилась  ему  такъ,  что  у  него  прошелъ гнѣвъ,  и  онъ  ласково  сказалъ  ему:
—  Молодецъ. Да  ты рисуешь  хоть  куда!  Я  тебя возьму  къ  себѣ.

Обрадовался  Сѣряковъ,  поблагодарилъ  полковника.

Чтобы  быть  военнымъ  рисовалыцикомъ,  Лаврентію  надо  было  узнать  многія  науки.  Прилежно засѣлъ  онъ  за  книги,  учился  цѣлые  дни.  Наконецъ,  прошелъ  курсъ  наукъ,  выдержалъ  испытаніе  и  сдѣлался  военнымъ  рисовальщикомъ.  Но  съ этой  перемѣной  денежныя  дѣла  Сѣрякова  поправились  мало.  Чтобы  добывать  себѣ  и  пріѣхавшей матушкѣ  средства  для  жизни,  онъ  поступилъ  въ дворники  и  получилъ  за  службу  даровое  помѣщеніе.  Впрочемъ  и  на  этомъ  мѣстѣ  Лаврентій  не  забывалъ  своего  любимаго  занятія—рисованія.

Однажды,  разсматривая  рисунокъ,  сдѣланный въ  книгѣ,  Сѣряковъ  задумался  надъ  тѣмъ,  какъ это  дѣлается,  что  въ  книг  получается  картинка. Долго  думалъ  онъ  надъ  этимъ,  наконецъ,  самостоятельно  догадался,  что,  должно  быть,  сначала вырѣзываютъ  рисунокъ  на  доскѣ,  а  потомъ  накладываютъ  на бумагу. Додумавшись  до  этого,  Сѣряковъ  раздобылъ  подходящую  доску  и  сталъ  пе-рочиннымъ  ножомъ  вырѣзывать  на  ней рисунокъ. Усидчиво  сид  лъ  онъ  надъ  работой,  все  старался, чтобы  она  вышла  лучше.

Бывало,  матушка  увидитъ,  что  сынъ  все  трудится  надъ  работой,  а  дѣло  подвигается  впередъ медленно,  и  скажетъ:
—  Да  ты,  Лавруша,  узналъ  бы  у  свѣдущихъ людей,  какъ  это  дѣлается.

Но  Сѣряковъ  и  слышать  этого  не  хотѣлъ.
—  Добьюсь  своимъ  умомъ,—отвѣчалъ  онъ.

Долго  работалъ  Сѣряковъ,  наконецъ,  добился своего  и  вырѣзалъ  рисунокъ.  Co  вторымъ  дѣло пошло  скорѣе  и  лучше,  а  потомъ  пошло  и  совсѣмъ  хорошо.

Разъ  какъ-то  случайно  его  работы  увидалъ одинъ  учитель,  по  фамиліи  Студицкій.
—  Да  ваши  работы  не уступятъ  заграничнымъ мастерамъ,—сказалъ  онъ  Сѣрякову  и  тутъ  же заказалъ  ему  15  картинокъ  для  одной  дѣтской книжки.

Съ  усердіемъ  принялся  Сѣряковъ  выполнять первый  заказъ,  день  и  ночь  сидѣлъ  надъ  нимъ! Да  бѣда—дворницкія  обязанности  оставляли  мало досужнаго  времени.  Скоро  заказъ  былъ  готовъ, понравился  заказчику,  и  Сѣряковъ  пріобрѣлъ  за работу  75  рублей,  деньги  для  него,  по  тому  времени,  большія.

Первая  удача  еще  болѣе  пріохотила  его  къ этому  дѣлу,  и  онъ,  чтобы  имѣть  больше  досуга, бросилъ  дворницкое  д  по  и  сталъ  жить  на  заработанныя  деньги.

Разъ  пришлось  Сѣрякову  выполнить  работу для  князя  Одоевскаго,  который  писалъ  разные разсказы  и  хорошія  дѣтскія  сказки.  Это—извѣстныя  «Сказки  дѣдушки  Иринея».  Когда  князь  увидалъ  выполненный Сѣряковымъ  заказъ, то  позвалъ свою  жену  и  сказалъ  ей:
—  Мы,  вотъ,  заказываемъ  картинки  для  моихъ  книгъ  въ  чужихъ  странахъ,  а  посмотри,  какой  у  насъ  въ  Россіи  есть  мастеръ!

Одоевскій  обласкалъ  Сѣрякова  и  познакомилъ его  съ  однимъ  писателемъ,  Кукольникомъ,  который  издавалъ  журналъ,  т.  е.  книгу,  выходящую черезъ  нѣкоторое время, съ  разсказами  и статьями разныхъ  писателей.  У  Кукольника  Сѣряковъ  получилъ  много  работы  и  немного  поправилъ  свои денежныя  дѣла.  И  вотъ  задумалъ  Сѣряковъ  поступить  въ  Академію  Художествъ.  Но  солдату нельзя  было  поступить  туда.  Къ  счастью  Сѣрякова,  Кукульникъ  написалъ прошеніе  Государю Императору,  прося Государя  разрѣшить  Сѣрякову, въ  виду  его  способностей,  поступить  въ  высшую художественную  школу.  Государь  написалъ  на прошеніи:  «Согласенъ».

Послѣ  того,  какъ  Сѣряковъ  поступилъ  въ  эту школу,  работы  его  стали  еще  лучше:  он  не уступали  работамъ  заграничныхъ  мастеровъ.  Мало  по малу,  молва  о  даровитомъ  гравер  распространилась  по Петербургу,  и  многіе  важные  люди  пожелали  познакомиться  съ  Сѣряковымъ.

Разъ,  зайдя  въ  одинъ  магазинъ  картинъ,  онъ встрѣтилъ  своего  перваго  заказчика,  учителя  Студицкаго,  и  разговорился  съ  нимъ.  Въ  это  время вошелъ  офицеръ,  знакомый  учителю.  Они  разговорились,  и  офицеръ  сказалъ  учителю,  что  ему нравятся  очень  работы  Сѣрякова.

—  Кто такой  этотъ  Сѣряковъ?—спросилъ офицеръ.
—  Молодой  еще  человѣкъ,—отвѣтилъ  учитель, лукаво  смотря  на  Сѣрякова.
—  Я  хотѣлъ  бы  познакомится  съ  нимъ,— сказалъ  офицеръ.
—  Для  этого  вамъ  нужно  только  повернуться,—отвѣтилъ  учитель  и  указалъ  на  Сѣрякова.

Офицеръ  оказался  барономъ  Клодтомъ,  извѣстной  тогда  личностью  въ  Петербург  .  Онъ  познакомилъ  Сѣрякова  со  многими  художниками.

Въ  1852  году  Сѣряковъ  изобразилъ  на деревѣ голову  старика.  Эта  работа  обратила  на себя вниманіе  Государя  Императора  Николая  Павловича, и  онъ  сказалъ  про  молодого  гравера:
—  Надо  его  поддержать.

Государь  положилъ  Сѣрякову  150  рублей  жалованья.  Когда  же  нашъ  художникъ  задумалъ изобразить  на деревѣ  картину—«Невѣріе  апостола Фомы»,  то  Императоръ  вновь  пожаловалъ  ему 500  рублей.  Черезъ  годъ  работа  была  исполнена, притомъ  такъ  хорошо,  что  оставляла  за  собою работы  англійскихъ  граверовъ,  которые  въ  тѣ времена  считались  лучшими.

Вскор  Сѣряковъ  отправился  въ  чужіе  края посмотрѣть,  какъ  тамъ  работаютъ,  и  поучиться тому,  что  самъ  зналъ  плохо.  Объѣхавъ  многія страны,  онъ  вернулся  домой  и  привезъ  съ  собою много  новыхъ  работъ.  За  эти  работы  Сѣряковъ получилъ  званіе  «академика»,  а  Государь  Императоръ  Александръ  Николаевичъ  пожаловалъ  ему еще  болѣе  рѣдкое  отличіе—званіе  «гравера  Его Императорскаго  Величества»,—какъ  было сказано въ  Царской  грамотѣ,—«во  вниманіе  къ  заслугамъ по  усовершенствованію  въ  Россіи  гравированія по  дереву».

Въ  посл  дніе  годы  своей  жизни,  Сѣряковъ достигъ  большой  славы  и общаго  уваженія.  Умеръ онъ  въ  1887  году.

Такъ  своимъ  трудомъ  и непреклонной  настойчивостью  Сѣряковъ  изъ  бѣднаго  мальчика-пѣвчаго,  ходившаго  въ  стужу  въ  рваныхъ  сапогахъ, обратился  въ  академика.

Это  показываетъ  справедливость  русской  пословицы:  «терпѣніе  и  трудъ—все  перетрутъ».

Выйдя  въ  академики,  Сѣряковъ  не  пересталъ любить  простой  народъ,  къ  которому  принадлежалъ  по  рожденію,  и  всегда  поддерживалъ тѣхъ  изъ  крестьянъ,  которые  стремились  принести  пользу  родному  искусству.

По  словамъ  людей,  которые  знали  Сѣрякова, это  былъ  человѣкъ  не  только  большого  трудолюбія,  но  и  доброй  души,  отзывчивый  къ  человѣческому  горю  и несчастіямъ. Желая, чтобы  въ  Россіи распространилось  дѣло художественнаго  гравированія  по дереву  такъ, чтобы  намъ не надо было дѣлать заказы  заграницей,—Сѣряковъ  основалъ  школу, гдѣ  обучали  этому  дѣлу.  Изъ  этой  школы  вышло много хорошихъ  работниковъ,  продолжавшихъ  трудиться  и  въ  послѣдующее  время.

При  знакомств  съ  жизнеописаніями  такихъ людей,  какъ  Сѣряковъ,  вспоминаются  знаменательныя,  исполненныя  правды  слова  нашего баснописца  И.  А.  Крылова:

И  тотъ  почтенъ,  кто,  въ  низости  сокрытый,
За  всѣ труды,  за  весь  потерянный  покой
Ни  славою,  ни  почестьми  не  льстится,
А  мыслью  оживленъ  одной:
Что  къ  пользѣ  общей  онъ  стремится.

*)  Подробное  описаніе  искусства  гравированія  читатели могутъ  найти въ  книжкѣ  А.  Бахтіарова:  «Какъ  печатаютъ  иллюстраціи.  Техническій очеркъ  графическихъ  искусствъ».  (Безплатное. приложеніе  къ  журналу «Народное  Образованіе»  за  октябрь  1906  года.  «Школьная Библіотека», книжка 48-я).

«Русские самородки в жизнеописаниях и изображениях.» Выпуск VI. Строители и рисовальщики Воронихин, Солнцев, Серяков. Санкт-Петербург. Издание Училищного Совета при Святейшем Синоде, 1910. -с. 43-55.

Подписаться
Уведомить о
0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии