К проблеме атрибуции Акулининского идола

Так называемый Акулининский идол или каменное погрудное изваяние мужчины, обнаруженное в 1908 году в окрестностях деревень Акулинино и Долматово Подольского уезда Московской губернии (ныне Домодедовский г. о. — прим. редактора сайта) и отнесенное его первыми исследователями к славянским языческим идолам, ныне экспонируется в зале №8 Государственного Исторического музея среди древностей вятичей (рис.1, б).Изображение Акулининского идола, наряду с прочими древнеславянскими каменными идолами, постоянно тиражировалось в трудах археологов-славистов. Однако вопрос аргументированной атрибуции изваяния специалистами практически не затрагивался. Так, в сводной работе И.П. Русановой и Б.А. Тимощука он даже не упоминается (2007. С. 30 и далее). Б.А. Рыбаков, поместив изображение идола в своей работе, конкретно о нем не обмолвился ни словом (1987. С. 235). Лишь В.В. Седов в одной из своих основных работ по археологии восточноевропейского славянства заметил, что изваяние, несомненно, принадлежит кругу древнеславянских идолов наряду со Збручским и другими идолами и прямо соотнес его с древностями вятичей (1982. С.265, Табл. LXXV, 5).Точка зрения исследователя, однако, не была подкреплена ни аргументами хронологического и типологического характера, ни просто самыми общими соображениями относительно места этого изваяния в контексте славянских древностей подобного рода.

На первый взгляд, дать иную, отличную от определения В.В. Седова, расширенную атрибуцию этой находки весьма затруднительно. Бассейн р.Рожайка (правый приток р. Пахра) является классическим регионом древнейшего этапа славянского (вятичского) заселения Подмосковья. Здесь были обнаружены и, несмотря на близость к мегаполису, сохранились до наших дней многочисленные курганные группы и поселения славян, датируемые XI-XIIIвв. Общеизвестно, что первые раскопки курганов Подмосковья были произведены в середине XIXв. именно в этом регионе у с.Покров, недалеко от впадения Рожайки (в XIXв. название реки произносилось в мужском роде – «Рожай») в Пахру. В последующие годы курганы бассейна Рожайки довольно интенсивно раскапывались как археологами, так и местными любителями отечественной истории (например, владельцами близлежащих усадеб). Поэтому находка славянского изваяния в этом крайне насыщенном древнерусскими памятниками районе не должна была вызвать никаких сомнений в его подлинности. Более того, как хорошо показано в недавно опубликованной книге А.А. Формозова, подобные находки даже ожидались. Так, в 1768г. путешественник академик Иоганн Петер Фальк отмечал, что «у Боровского переезда на правом берегу реки на холме, вышиною в шесть сажен, стоит столп, грубо выработанный из песчаного камня», а в 1904г. у станции Удельная был найден каменный крест (XVв., по мнению А.А.Формозова), стоявший в поле, вероятно, на месте средневекового кладбища (Формозов, 2007. С. 32,90). К середине XIXв. в научной среде сложилось представление о том, что принципиальной разницы между курганами Подмосковья и степи нет. Вероятно, по этой причине в 1865г. археолог-дилетант Д.П. Сонцов уверенно предсказывал, что около Москвы могут встретиться надмогильные изваяния, подобные приднепровским (имелось ввиду, очевидно, половецкие и скифские изваяния) (Формозов, 2007. С.39).

В этом же культурном контексте надо рассматривать и многочисленные примеры установки идолов на тех курганах (настоящих или искусственных, так называемых парнасиках), которые находились на территориях усадебных парков и совершенно естественно включались в общую идеологическую схему садово-паркового искусства конца XVIII-XIXв. в качестве древностей (Галиченко, 2003. С.119-132). Такие идолы могли стоять и в иных узловых точках паркового пространства, придавая ему вид благородной старины. Владельцы усадеб привозили с присоединенного юга (Малороссия, Новороссия, Крым) настоящие половецкие и скифские изваяния, которые устанавливались в парках не только в узловых точках зрительного восприятия, но и в совершенно неожиданных, скрытых местах, что вполне соответствовало духу парковой эстетики того времени. В дальнейшем это приводило к курьезным ситуациям. Известны случаи «обретения» достаточно компетентными в археологии людьми степных изваяний в качестве «подмосковных славянских идолов», имевшие место в 1860-1870гг. в селах Кунцево и Зенино (бывшая часть имения Троицкое-Кайнарджи) (Формозов, 2007. С.50).

Таким образом, находка Акулининского идола в начале XXв. не была и не могла быть событием чрезвычайным, напротив, она стала вполне ожидаемой — еще одной осязаемой частицей «нашей древности», столь недостающей усадебной культуре Подмосковья. Ведь, к примеру, в соседней Смоленской губернии и восточных районах Белоруссии, начиная со второй половины XIXв., в научные учреждения поступала информация о находках каменных идолов, некоторые из которых были обнаружены даже «на курганах» (Алексеев, 2006. С. 38-39).

Как показали результаты непродолжительной разведки этого региона, предпринятой группой археологов Московской экспедиции ИА РАН в августе 2007г., потенциал Рожайки и ее притоков в отношении обнаружения в их течении новых памятников древнерусского времени до сих пор не исчерпан. Здесь открываются и могут быть открыты новые поселения древних славян. Однако существующая на сегодняшний день атрибуция Акулининского идола вызывает у нас сомнения, поэтому попробуем подробнее рассмотреть известную нам аргументацию и положить начало небесполезной научной дискуссии. Сомнения в определении Акулининского идола появились у нас при знакомстве с иллюстративным материалом, собранным в районе его обнаружения во время подготовки к археологическим разведкам в связи с реконструкцией ЦКАД.

Было проведено обследование района, означенного в литературе как «район обнаружения Акулининского идола» — «близ деревень Акулинино и Долматово в Подольском районе» (Седов, 1982. С. 265). Это среднее течение р.Злодейка (правого притока Рожайки), от д.Долматово на севере и Акулинино на юге (рис. 1, а). Другие названия речки – «Злодеяна» (на карте гидронимов Московской губернии И.А. Здановского 1926г.), «Злобля» или «Злобинка» (со слов жителя д. Долматово Е.В. Бабинина, опрошенного нами в августе 2007г.). Протяженность участка реки между деревнями составляет около трех с половиной – четырех километров; левый берег довольно пологий, вдоль него расположено большинство современных поселений и полей. Правый на всем протяжении высок и обрывист. Местами высота крутого, заросшего смешанным елово-березовым лесом берега достигает уровня 20-25м над водой. Под наиболее крутым участком берега, носящим местное название «гора Мороженая», почти напротив кладбища д. Долматово, в русле реки бьет ключ. Здесь река протекает по верху известняковых отложений, в ее русле лежат большие обломки известняковых плит вполне подходящих для изготовления изваяния размеров. По сообщению Е.В. Бабинина, в ближайшей округе имеется характерный топоним «поганое болото» (это верховое болото к западу от деревни). Подобное сочетание микротопонимики с наличием уникального участка природного ландшафта дает, казалось бы, весьма веские основания считать этот микрорегион местом, где могли функционировать языческие культовые объекты с идолами.

Акулининский идол – погрудное антропоморфное (мужское) изваяние, стоящее на подпрямоугольной каменной глыбе размерами около 35х25х12-14см (высота, ширина и толщина) (рис.3). Хорошо выделена низко посаженная, без обозначенной шеи, массивная яйцевидная голова. Лоб невысокий округлый, на лице резными глубокими линиями выделены крупные миндалевидные глаза без зрачков, но с четко обозначенными припухлостями под ними, вертикальный, прямой, недлинный, расширяющийся книзу нос и довольно широкий прямой рот. Подбородок слегка сбит и выкрошен, но весьма массивен, с округлыми неглубокими линиями по внешнему контуру. Он занимает более трети высоты лица, налегая на грудь. С затылка голова не выделена и образует единый массив со слабо обработанной довольно плоской частью камня. По бокам головы, где должны быть ушные раковины, имеются плоские выступы, несоразмерно большие для того, чтобы считаться ушами. Эти мелкобугорчатые плоские выступы оставляют впечатление необработанности, недоделанности скульптуры. Даже по иллюстрации заметно, что со стороны плеч и внизу у основания изваяние как бы обколото и скруглено, создавая в целом некую завершенность общей округлости.

Однако при внимательном осмотре изваяния в экспозиции музея становится заметно, что с тыльной стороны и боков видны участки довольно плоской поверхности, оставляющие впечатление тщательно обработанных сторон раннее уже значительно обколотого белокаменного блока стандартных для XVIII-XIXвв. размеров. На них видны мелкие регулярные следы обработки инструментом. С другой стороны, подбородок изваяния сильно стерт, но эта стертость образовалась не естественным образом, как обычно происходит при длительном пребывании скульптуры на открытом воздухе. Скорее, она имеет характер углубления, точечной выбоины. На остальных частях лица какие-либо отчетливые следы выбоин отсутствуют, хотя материал изваяния мягкий, однородный по структуре и цвету поверхности – молочно-белого оттенка камень местного, пахринского происхождения. Скорее всего, он добыт не из поверхностных отложений песчаника (где он ноздреватый и желтый), а из более глубоких слоев, может быть, каменоломен. Однако о добыче камня в ближайших окрестностях ничего неизвестно. В современном карьере, находящемся в долине р.Злодейка, напротив д.Долматово, до недавнего времени разрабатывали лишь залежи мореного песка. Следов древних разработок не найдено ни на Злодейке, ни на Рожайке вплоть до места их слияния у с.Ильинское. Поверхность изваяния и в выбоинах (например, на подбородке), и со всех сторон, а так же на разной глубине рельефа поверхности – одинаковая, равномерно белая, без затемнений и желтизны. По всей видимости, этот факт свидетельствует о том, что изваяние с самого момента своего изготовления не находилась на открытом воздухе. Сведений о реставрации или чистке изваяния, имевших место за последний десяток лет, в музее не имеется.

По мнению исследователей, погрудное изваяние, каким является Акулининский идол, едва ли могло находиться на своем изначальном месте – будь то вершина кургана или иная культовая площадка – в таком виде. Само по себе, оно слишком маленькое, а, принимая во внимание, что идол для устойчивости необходимо было еще хоть немного прикопать, он абсолютно потерялся бы на вершине кургана. Однако помещенный на какой-либо невысокий постамент, идол начинает восприниматься вполне естественно. Но уместно ли предполагать наличие постамента у славянского идола? Он мог быть только в том случае, если изваяние в качестве «древности» украшало чей-нибудь парк.

Можно предположить, что найдено не целое изваяние, а его верхняя часть, по каким-либо причинам отколотая от нижней. Наличие нижней части у подобных изваяний относится, скорее, к непреложным фактам, чем к редким случаям. Ведь большинство известных антропоморфных идолов, как славянских, так и степных (скифских и половецких) предстает перед нами либо в полный рост, либо в сидячем положении.

На фоне прочих известных языческих изваяний древних славян Акулининский идол выглядит как явление нетипичное. Большая часть обнаруженных идолов происходит либо из регионов древнейших славянских культур (имеются ввиду польские и западно-украинские изваяния, без проблем вписывающиеся в контекст горных местностей или расположенных на высотах, типа горы Слёнжи, святилищ), либо из хорошо изученных славянских культовых мест Западной Украины, либо с территорий кривичей и новгородских словен, древности которых имеют прочные корни в культурах западнославянских земель (Русанова, Тимощук, 2007. С. 28-36). Среди прочего на это указывают находки каменных изваяний, традиция камнеобработки, сохранившаяся после принятия христианства и прослеженная в изготовлении многочисленных каменных «путевых» и памятных крестов. Последняя особенность, по мнению Л.А. Беляева (1996. С. 10-11), является характерной чертой, разделяющей северо-запад (некогда словено-кривичский) и центр позднесредневековой Руси времени, когда развилась христианская традиция установки плоских намогильных плит с мелкой орнаментальной резьбой.

Б.А. Рыбаков приводит свою типологию языческих изваяний древних славян, выделяя среди них «идолов, изображающих мужчину с рогом изобилия в руках, фаллические и изображения без особых признаков» (1987. С. 232). По этой классификации, Акулининский идол относится к последней группе, в которой у автора, насколько можно судить, имеется, учитывая наше, два изваяния – Себежское и Акулининское. Но Себежское изваяние (рис.2) имеет на голове хотя бы узнаваемую славянскую круглую шапку с опушкой и может быть условно отнесено ко второй группе. Акулининское же не обладает даже этим «особым признаком». Итак, группа 3 по классификации Б.А. Рыбакова состоит из одного лишь Акулининского идола, из чего следует, что оно не вписывается ни в одну из известных групп славянских изваяний. В связи с этим закономерен вопрос – является ли это изваяние древним или его нужно трактовать как искусную подделку? (Вспомним, что Акулининское изваяние к тому же слишком мало по размеру, чтобы соответствовать языческим идолам, и производит впечатление некой камерной, комнатной скульптуры).

Если же обратиться к классификации славянских изваяний, предложенной Р.В. Забаштой (Винокур, Забашта, 1989. С. 65-76), окажется, что практически ни один из признаков – схематизм изображения, столпообразный силуэт, фронтальность постановки фигуры – также нельзя соотнести с Акулининским изваянием. Скульптурность, как справедливо указывают И.П. Русанова и Б.А. Тимощук (2007. С.33), присуща лишь изваянию из Ставчан, принадлежность которого к кругу славянских древностей остается под вопросом, т.к. оно было найдено на поселении черняховского времени (впрочем, «славянские», по мнению тех же авторов, изваяния из Иванковцев найдены на таком же поселении) (Брайчевский, Довженко, 1967. С. 238-262).

Среди славянских изваяний практически не встречались экземпляры шириной менее 30 и толщиной менее 15 см. Заметим, что изображение изваяния, помещенное в работе В.В. Седова, имеет не совсем верный масштаб: судя по рисунку в книге, идол должен иметь ширину 35 см, толщину – более 25 см, а высоту – более 70 см. В реальности же его размеры меньше почти в два раза (рис.3).

Картографирование памятников древнеславянского языческого культа (Русанова, 1992. С.51) наглядно демонстрирует тяготение подавляющего большинства идолов именно к регионам западного и северо-западного расселения славян. То же самое показывает локализация древнерусских письменных известий об идолах и кумирах, сводку которых можно найти в работе Ю.М. Золотова (1985. С.234-236). Большинство мест, где, по сведениям летописи, стояли каменные идолы, находятся на Западной Украине, в Болорусии, на Русском Севере, Верхней Волге (Ростов Великий, Ярославль, Устюжна, Галич Мерьский, Суздаль, Шуя) и Северо-Западе Руси (Новгород и окружающие его земли).

Если учитывать распространение самых архаичных славянских слов, обозначающих какие-либо статуарные изваяния божеств (исключив, естественно, слова «идол» и «кумир» как церковнославянизмы, а «баба» — как поздний тюркизм), то в первую очередь в глаза бросается довольно резкое различие между северо-западными и юго-восточными территориями Руси. Имеются в виду слова «болван» и «истукан». Из них первое плотно привязано к юго-востоку, будучи, скорей всего, ранним заимствованием из тюрко-аланской симбиотический культуры хазарского периода (VIII-IXвв.); оно прочно пребывало в южнорусской народной языковой и ритуально-игровой культуре вплоть до XIX столетия. Второе, будучи производным от глагола «истукати» (т.е. обозначая нечто вырезанное, выдолбленное, выстуканное из камня), больше тяготело к северо-западу, имея прочные лингвистические связи с другими местными диалектизмами, происходящими от тех же корней (Черных, 2001. С. 360).

Древнерусским словом, близким двум названиям в смысловом отношении, является, по-видимому, лишь слово «столп», имеющее общеславянское распространение и глубокие индоевропейские корни (латинская «стела» является ближайшим родственником славянского «столпа»). Надо отметить, что ни в одном индоевропейском, в том числе и славянском языке, древняя этимология этих слов не подразумевает ни «бревно», ни «деревянный столб», означая лишь «застывание движения», «окаменение», «превращение живого в застывшее неживое». Предположительно, первоначальное значение этого корня, восходящего, по-видимому, к эпохе бронзы, по смыслу сводилось именно к «установке изваяния (памятного знака) в честь умершего сородича (или в честь предков)» (об этом сообщают и «Илиада», и хеттские тексты). Таким образом, оно было близко словам летописи, сказанным о погребальных обычаях вятичей: — «…ставят на столпе на путях…». А также напоминало описание установки столба с надписью, приведенное Ибн-Фадланом в рассказе о похоронах «знатного руса».

Следовательно, как при картографировании находок идолов, так и в процессе лингвистического разбора сегменты культур северо-запада и юго-востока Руси, связываемые с языческими идолами, различаются. На северо-западе употреблялось слово «истукан», тяготеющее, скорее, к сфере камнеобработки. На юго-востоке – «болван», нейтральное по отношению к материалу в силу того, что было позаимствовано для обозначения чужих, степных реалий. Общим же стало слово «столп», изначально так же нейтральное к материалу, но этимологически несравнимо более архаичное, нежели достоверно известные славянские идолы IX-XIIIвв.

Итак, можно утверждать, что каменные изваяния идолов, равно как и этнографически отмеченное в более позднее время почитание камней, не являются неотъемлемой частью культуры таких юго-восточных славянских племен как радимичи, северяне и вятичи. Этот вывод противоречит категоричному заключению, сделанному Б.А. Рыбаковым, а затем и И.П. Русановой о том, что каменные идолы, найдены «по всей славянской земле» (Русанова, 1992, с.30). В силу каких-то не совсем ясных пока причин вятичи, равно как северяне и радимичи, по всей видимости, не сохранили традиции (или не имели ее вовсе?) установки каменных изваяний. Сам по себе вывод, конечно, не отрицает возможность того, что «идолы» у этих племенных образований имелись. Они были, но изготавливались из дерева или другого непрочного материала, о чем свидетельствуют данные летописей («Перун древян» в Киеве времен князя Владимира, идолы Волоса в Ярославле и других городах севера и северо-востока Руси) и многочисленные следы, обнаруженные в ходе раскопок, и оставленные на площадках славянских культовых объектов столбами. Однако ни святилищ, ни столбовых ям от деревянных идолов в ходе раскопок на территориях именно этих летописных племен, насколько нам известно, найдено не было. Они зафиксированы лишь у смоленских кривичей и новгородских словен, но не обнаружены ни на землях вятичей, ни северян, ни радимичей.

Мы не рассматриваем результаты работ Б.А. Рыбакова во Вщиже, материалы которых, к сожалению, полностью утрачены. Критически следует отнестись и к результатам раскопок городища-святилища Воргол (Москаленко, 1966. С. 203-209). Культовое место этого памятника, скорее всего, относится ко времени дославянского населения. Об этом говорит как характер пятен – ям с золой (напоминают скифские зольники), так и вещи (в том числе серьга салтовского типа), относящиеся ко времени, предшествующему появлению здесь представителей славянской культуры. Центральную яму комплекса только с натяжкой можно классифицировать как столбовую (она слишком широка и не очень глубока для укрепления в ней столба-идола). К тому же в ней, как и в остальных ямах, было обнаружено много находок.

Найденный на городище Старая Рязань, славянский четырехликий идол, относится, видимо, как и писали исследователи памятника (Монгайт, 1955. С. 191-193), к предметам финно-угорского круга. Культовый комплекс, обнаруженный на городище, так же справедливо связывается с дославянским населением (Розенфельдт, 1974. С.93-115). Показательно, что пограничные ранним славянам юго-востока южные степные культуры, начиная с постчерняховского и заканчивая половецким временем (V – середина XI в.н.э), тоже не имели подобной традиции (Попова, 1976. С. 108-121). В последующее время никакого влияния половецкой камнеобрабатывающей традиции на культуру славянских соседей так же отмечено не было.

Естественно, проблемы, затронутые в двух последних абзацах, не являются темами данной заметки в силу своей обширности. Тем не менее, необходимо еще раз подчеркнуть, что обнаружение каких-либо славянских языческих каменных изваяний в регионе вятичских древностей, на наш взгляд, и в будущем будет являться большой неожиданностью.

Таким образом, имея ввиду образцы славянских изваяний (западно-украинские и северорусские), находящиеся в ареале западных и северо-западных раннеславянских культур (Русанова, 1992. С. 50-67), можно отметить следующее. На Акулининском идоле голова имеет иной абрис и иную посадку на шею, рельефно выделяясь из массива каменного монолита. На ней отсутствует характерная круглая шапка, равно как и волосяной покров, но очень четко выделены мелкие детали лица, выпирающие скулы (придающие изваянию некоторую монголоидность). Общий абрис и габариты изваяния в общем не предполагают его столбообразности и монументальности, тогда как упомянутые славянские изваяния отличают именно эти черты. Весьма мало сходства наблюдается между Акулининским идолом и, к примеру, деревянными изображениями «божков», найденных в Новгороде (Седов, 1982. С. 286. Табл. LXXIII, 6, 8).

Если же предположить, что изваяние предстает перед нами частично разрушенным (обколоты бока и низ), то его гипотетическая реконструкция в виде ростовой скульптуры с четко выделенными остальными частями фигуры (грудь, руки, живот и ноги) будет выглядеть, на первый взгляд, довольно логично. Обратимся к поискам аналогий к более обширному кругу памятников. В нашем случае внимание к миру степных изваяний предскифского и раннескифского времени будет закономерно уже при первом сравнительном рассмотрении самих памятников («Степи…», 1989. С. 345, табл. 40).

Типология и хронология скифских изваяний была разработана еще в 1970-1980-х годах советскими археологами-скифологами. К примеру, в упомянутом томе «Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время» один из ранних типов скифских изваяний характеризуется следующим образом: «Большинство же изваяний VII-VI вв. до н.э. имеет лица с крупными миндалевидными глазами, прямым, немного расширяющимся книзу носом, доходящим до усов подковообраной формы с опущенными вниз, ровно подрезанными концами» («Степи…», 1989. С. 105) (рис.4). Как видно, большая часть признаков, характеризующих облик раннескифского изваяния, таких как общий облик и яйцевидная форма головы, могут быть с равной степенью приложены и к Акулининскому идолу. Тем не менее, следует отметить, что на нем, даже если предполагать его фрагментированность (преднамеренно отколотый низ, руки и плечи), отсутствует весьма важная деталь, характерная для подавляющего большинства скифских изваяний, — шейная гривна (Ольховский, Евдокимов, 1994. С. 89-177). Раннескифские изваяния, как правило, имеют ровный уплощенный абрис в профиле, в то время как голова Акулининского идола отличается скульптурным объемным профилем. К тому же среди скифских изваяний вовсе нет таких небольших экземпляров.

Есть еще одна группа раннесредневековых изваяний кочевнического мира, внешне довольно близкая как раннеполовецким, так и раннескифским изваяниям – это раннетюркские идолы Алтая и Южной Сибири (рис. 4, б). Абрис и форма головы и верхней части груди этих изваяний близки Акулининскому идолу, однако абрис рта и усов у этих изваяний весьма своеобразен. С чисто формальной точки зрения наиболее близкими к Акулининскому можно считать лишь раннескифские изваяния.

Итак, мы пришли к выводу о том, что Акулининский идол по всем своим параметрам никак не вписывается в ряд древнеславянских каменных изваяний, более того, он гораздо ближе к степным раннескифским изваяниям. Однако полагать, что это действительно привезенное в XIXв. с юга древнее степное изваяние, не представляется возможным по многим причинам. Вероятнее всего другое – это произведение какого-то, может быть, крепостного деревенского мастера, которые изготовил идола по велению своего владельца с целью его последующей установки в усадебном парке в качество «древности».* В пользу этого говорит и общий облик изваяния, и следы плоских граней (белокаменного блока?) на тыльной стороне и по бокам, и «свежесть» поверхности изваяния. Впоследствии, спустя несколько десятилетий, уже в пореформенное время, когда живая память о данном эпизоде исчезла из массива местной усадебной культуры, да и сама культура стала угасать, «идол» был кем-то случайно обнаружен и объявлен славянским.

Необходимо верно оценивать общественно-психологическую ситуацию, сложившуюся в среде образованного русского общества второй половины XIX – начала XXв., которая позволила воспринять находку Акулининского идола в Подмосковье как некую закономерность в длительной последовательности открытий и этапных исследований славянских древностей на коренной великорусской территории, начиная от работ В.Н. Татищева, Н.И. Карамзина и кончая первыми раскопками славянских древностей в Европе и России. Научное сообщество было готово воспринять такие находки и воспринимало их как нечто должное, невзирая на то, что некоторые из них впоследствии оказывались разоблаченными как фальшивки наподобие «Микоржинских идолов» или «Краледворской рукописи». В провинциальном российском обществе того времени в рамках общественного воодушевления и подъема интереса к древностям возникло, как можно уверенно полагать, множество преданий и легенд, касающихся объяснения местных топо- и гидронимов, истории тех или иных местных древних поселений, сооружений, предметов. Подобные «версии» местной истории до сих пор можно услышать даже среди музейных экскурсоводов. Этот эффект отчасти надо признать результатом резкого разрыва между новой европейской культурой, воспринятой российским дворянством, с одной стороны, и традиционной народной культуры, с другой.

Алексеев Л.В., 2006. Западные земли домонгольской Руси. Кн. I. М.
Беляев Л.А., 1996. Русское средневековое надгробие. М.
Брайчевский М.Ю., Довженко В.И., 1967. Поселение и святилище в селе Иванковицы в Среднем Поднестровье// МИА. №139. М.
Винокур I.С., Забашка Р.В., 1989. Монументальная скульптура словян // Археологiя. №1.
Галиченко А.А., 2003. Руины в садово-парковом искусстве Крыма // Тема руин в культуре и искусстве. Царицынский науч. вестн. Вып. 6. М.
Золотов Ю.М., 1985. Изваяния языческих богов на Руси // СА, №1.
Монгайт А.Л., 1955. Старая Рязань // МИА. №49. М.
Москаленко А.Н., 1966. Святилище на реке Воргол // СА. №2.
Ольховский В.С., Евдокимов Г.Л., 1994. Скифские изваяния VII-III вв. до н.э. М.
Попова Е.А., 1976. Об истоках традиции и эволюции форм скифской культуры // СА. №1.
Розенфельдт И.Г., 1974. Северный мыс городища Старая Рязань // Археология Рязанской земли. М.
Русанова И.П., 1992. Культовые места и языческие святилища славян VI-XIII вв. // РА. №4.
Русанова И.П., Тимощук Б.А., 2007. Языческие святилища древних славян. М.
Рыбаков Б.А., 1987. Язычество Древней Руси. М.
Седов В.В., 1982. Восточные славяне в VI-XIII вв. М.
Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время. М., 1989. (Археология СССР).
Формозов А.А., 2007. Исследователи древностей Москвы и Подмосковья. М.
Черных П.Я., 2001. Историко-этимологический словарь современного русского языка. М. Т.1.
(Статья Ершова И.Н. «К проблеме атрибуции Акулининского идола», Археология Подмосковья вып.5, 2009г.).

Примечания краеведа:
*- в дополнение к озвученной версии И.Н. Ершова можно сказать, что в районе обнаружения Акулининского идола действительно находилась помещичья усадьба, в которой, по всей видимости, имелся усадебный парк. Имение Ф.М. Глебова при с. Долматово известно с первой трети XVIII в. и до середины XIX в. принадлежало его наследникам. В 1911г. Б.Ф. Морозову. В селе сохранилась усадебная Знаменская церковь, построенная в 1735г.(1).

Судя по плану генерального межевания 1768г., усадебная территория располагалась в южной части села, Знаменская церковь находилась на северной окраине имения. (2)
На военно-топографической карте Ф.Ф. Шуберта 1860г. имение обозначено на 300-400м южнее от первоначального места расположения. (3).

В настоящее время большая часть территория усадьбы Глебовых «Долматово» застроена, построек не сохранилось, за исключением Знаменской церкви. На территории храма находится могила с надгробием поручика Василия Николаевича Глебова (1772/73-1852).

Источники:
1. Чижков А.Б., «Подмосковные усадьбы сегодня», М.2002г., стр. 23.
2. План межевания с.Долматово, 1768г. РГАДА, ф.1354, оп.257/1, ед.хр. Д10син.
3. Военно-топографическая карта Ф.Ф.Шуберта, 1860г. Лист 6, ряд 5.

К. Ю. Низамутдинов