Некогда земли по берегам речки Рожай составляли обширные владения князя Ромодановского, знатного боярина, замещавшего в делах управления царя Петра, боярина, сохранившего, несмотря на реформы, и бороду свою, и длиннополый русский кафтан. Среди деревень и сел, пустошей стоял здесь неподалеку старинный, теперь давно не существующий уже городок Никитск, проходили здесь дороги в приокские села и дальше в приволжские и донские степи. Вдоль дорог вырастали цепи перелесков; на них вырастали не раз сменявшиеся березы, раскачивающиеся под порывами ветра, подымающего клубы пыли с проселков дорог… Потом позднее земли разделились; на опушках лесов, над прудами и реками возникли дома с колоннами, окруженные липами и кленами парков, спрятанные жимолостью и боярышником, благоухающими яблоневыми садами.
Шесть колонн тосканского ордера, над ним мезонин с треугольным фронтоном. Под портиком терраса с далеким видом. Внизу под откосом — луг, слева — один из спадающих террасами прудов, осененный ивами, за ним деревенские дома и ампирная розовая церковь с колокольней. Дальше за рекой песчаный подъем, дорога, вступающая в дальний лес. Субботними вечерами здесь показывалась вереница экипажей, привозившая гостей с московским поездом. Подняв облако пыли над степью, по обрыву лошади тихо съезжали. Их встречали на другой каменной террасе, тянущейся вдоль всего дворового фасада дома с нависающим над ним балконом мезонина. Слышнее цоканье копыт, и вот за поворотом показываются лошади тройкой, осаживаемые у крыльца натянутыми вожжами кучера в традиционной шапке с павлиньими перьями. Старый дом в Константинове был построен, по-видимому, Похвисневыми в 20-х годах XIX века; на одной из колонн зала сохранилась кем-то написанная карандашом дата — 1826 год. Дворовый фасад с террасой и балконом разнообразят два подъезда со стальными зонтиками по краям и окна с полуциркульными завершениями. Дорога, усыпанная песком, обегала вокруг газона с клумбами нежно-розовых гвоздик Malmaison и беломраморной фигурой Помоны в центре. Чудесные цветники были разбиты и с боковой, западной стороны дома, где, как на картинах Манэ, цветы в клумбах и рабатках, стриженая трава и листва деревьев создавали на солнце звучные и вибрирующие красочные симфонии.
В углу сада в тени кленов стоит круглая беседка-ротонда под куполом на ступенчатом основании; по белокаменным столбам ложатся сине-лиловые тени. Традиционная беседка эта — прелестная деталь старинного парка; собственно парк примыкает к другой, восточной стороне дома. Здесь перекрещиваются узкие липовые аллеи, отбрасывая на лужайки куртин тени своих высоких тонких стволов; другие дорожки произвольно проложены в чаще кустов; около одной из аллей монумент — на ступенчатом основании плоский каменный треугольник; нет надписей, нет скульптуры — только мох покрывает белый камень и в швах кладки прорастает трава; травой забвения поросло и предание об этом памятнике. Не то похоронена здесь цыганка, не то зарыта любимая собака… В конце парка вал и ров — здесь снова, роняя сухие листки, раскачиваются ветви берез. На холме между ними стильная березовая беседка; стелется по ветру золотистая рожь, мелькнет синева васильков; в голубоватой дымке дальний лес… Около дома парк перерезает дорога. Здесь стоят хозяйственные постройки, тоже старые, ампирные, и на овальном лугу, замкнутом густыми кустами сирени, снова старинное здание — двухэтажный павильон с четырехколонным портиком, уютно и интимно спрятавшийся в зелени, обвитый плющом и диким виноградом. Здесь рядом пруд, где по вечерам задают концерты лягушки, прекрасный арочный мост через проток, и на той стороне плодовый сад и оранжереи, обведенные кругом аллеей все тех же берез.
Константиново внешне сохранило нетронутой свою старину. Но внутри дома почти не было уже старой обстановки. Главный зал во всю ширину дома, сдвинутый влево с оси его, нарядно разделяли четыре колонны коринфского ордера на две части — столовую и гостиную. Только между столбами колонн остались прелестные белые обои с цветочками начала прошлого века и стильная бронзовая люстра обручем. Слева шли передняя с лестницей, проходная, узкая диванная во вкусе 50-х годов, устроенная под нависающим маршем лестницы, и угловая с книжными шкафами красного дерева, роялем и старомодными креслами. Здесь протекали вечера в чтении и музыке. По другую сторону зала — боскетная со старинным фарфором на этажерках и полочках, кабинет с какой-то пожелтевшей итальянской картиной, буфетная, комнаты для приезжающих. Наверху, в мезонине — спальни. Новые вещи, новый быт заполнили опустелые комнаты. Традиционная гостеприимная московская жизнь окончилась здесь, как и везде, в 1917 году. С тех пор увезли обстановку, поломали архитектуру, разрушили цветники, порубили парк. Все так же только шумят над курганами вековые березы, и думается, в зеленом шуме этом — глубокая и успокоенная мудрость вечности…
© Алексей Николаевич Греч «Венок усадьбам».
Алексей Николаевич Греч (1899—1938) – искусствовед, краевед. Один из основателей, а затем и председатель (с 1928) Общества изучения русской усадьбы. Один из авторов нескольких путеводителей по музеям Москвы и Подмосковья. Организатор историко-краеведческих экскурсий по усадьбам Подмосковья. Занимался изучением многих крупных московских и подмосковных усадеб (Кусково, Суханово, Семеновское-Отрада, Дубровицы и др.). Считал, что старинная усадьба имеет колоссальное значение в истории русской культуры.Волна репрессий против краеведов не обошла стороной Алексея Николаевича. В 1930 году он был осужден и отправлен в Соловецкий лагерь особого назначения. На Соловках Греч работает над книгой «Венок усадьбам», стараясь запечатлеть все ценные воспоминания о русской усадьбе. Запечатлеть то, что вдохновляло «русскую поэзию, литературу, музыку, общественную мысль». Жизнь Алексей Николаевич Греч окончил трагически – его приговорили к расстрелу. В 1938 году приговор привели к исполнению. В 1957 году Греч был реабилитирован.